В 8 часов утра мы все проснулись и стали готовить завтрак. Хокун Халвари хотел выйти из землянки (по нужде), открыл дверь на выход и сразу же резко закрыл её. На мой вопрос: «В чём дело?», он ответил, что к землянке идут два немецких солдата. Наша первая реакция - это какой-то немецкий патруль. Их двое, нас четверо. Надо впустить их в землянку и захватить в плен, будут «языки» для допроса. Готовясь к захвату этих «языков», мы через небольшое оконце на одной из стен землянки увидели ещё двух немецких солдат, также приближавшихся к нашей землянке, но с другого направления.
Стало ясно, что нас четверо, но и немцев четверо, расстояние от них до землянки различно, подходить они будут в разное время, бесшумный захват их попарно невозможен. Приняли решение, всем одновременно выскочить из землянки и попарно первыми напасть на немцев, уже не для захвата, а для уничтожения. Но как только мы раскрыли дверь землянки и стали выскакивать из неё, по землянке был открыт пулемётный огонь, вокруг заработали немецкие автоматы, над нашими головами стал свистеть рой пуль.
Это был мой первый в жизни открытый огневой бой с противником, в котором я стрелял, но и по мне стреляли. Чувство не очень приятное, но страха я почему-то не ощущал, не до того было. Позади землянки была небольшая горка. Кудрявцев дал команду - перебежками попарно, поочередно (двое перебегают, двое других огнём своих автоматов прикрывают перебегающих) пробиваться из низины на эту горку, откуда вести бой будет легче, чем из низины.
Во время одной из таких перебежек Хокун Ойен был ранен в ногу. Пуля раздробила ему кость ноги между коленом и тазом, он не мог ходить, лежал с вывернутой правой ногой, но был в сознании и продолжал стрелять по фашистам.
Когда я подполз к нему, он попросил меня оставить ему один из двух имевшихся у меня пистолетов и пару гранат, рекомендовал не задерживаться и продолжать пробиваться из окружения. Он же, пока сможет, будет помогать нам огнём своего автомата, добавив, что его «песенка спета, и ему отсюда не вырваться». Передав Хокуну оружие и боеприпасы, я присоединился к ожидавшим меня на горке
разведчикам. Вытащить его из окружения мы не могли, но и немцы не могли захватить его живым. Он продолжал вести огонь по фашистам, мы поддерживали его огнём своих автоматов. Но в какое-то время оружие Хокуна замолчало, достался он немцам уже мёртвым. Нам троим всё же удалось прорваться из окружения и после сложного запутывания маршрута движения вернуться на базу без Хокуна Ойена.
Позднее, через наших разведчиков из местного населения, было установлено, что немцы после этого боя привезли в Киберг 8 трупов и трёх раненых солдат. В числе убитых был офицер, руководивший карателями. Возможно, что потеря карателями своего командира облегчила нам прорыв из окружения, отрыв от преследования и возвращение на базу.
Норвежский писатель-историк Ханс Эриксен в опубликованной им в 1969 году в Осло книге «Партизаны Финнмарка» несколько иначе изложил обстоятельства гибели Хокуна Ойен в этом бою, ссылаясь на слова нашего разведчика из Киберга Рихарда Линда, якобы участвовавшего в этом бою.
Я хорошо знаю Рихарда Линда, доверяю его добропорядочности и далёк от мысли, что он сообщил Эриксену изложенные последним обстоятельства боя, в котором Линд лично не участвовал. Очевидно, Эриксен допустил в этом неумышленную ошибку.
Захватив труп Хокуна Ойен, немцы двое суток возили его по прибрежным населённым пунктам Варангер Фиорда для опознания (при нём никаких документов не было и личность его немцам не была известна). Его здесь знали только наши разведчики, не владевшие русским языком и пользовавшиеся его услугами как переводчика. Естественно, что такое своё знакомство с Хокуном Ойен они от немцев скрывали. Все остальные его действительно не знали. Не получил от такого «опознания» желаемых результатов, немцы выбросили труп Хокуна Ойен в один из каналов, откуда патриоты тайно ночью извлекли его и похоронили на кладбище в Киберге. К сожалению, к послевоенным дням не осталось в живых ни одного участника этого захоронения, и мои неоднократные попытки установить точное место могилы Хокуна Ойена на кладбище в Киберге результата не дали. Имеется только предположение, правда весьма близкое к действительности.
Вскоре после неудавшейся попытки немцев захватить нас 20 сентября 1941 года, гестапо арестовало Матиссен Алфреда. Его подвергали жесточайшим пыткам, но он всё выдержал и никого не предал. 18 июня 1942 года он был расстрелян.
Ханс Эриксен в своей книге «Партизаны Финнмарка» на страницах 41-45 сообщает, что перед расстрелом Матиссену удалось передать родным через охрану тюрьмы письмо, в котором он сообщал, что верит в скорое освобождение своей страны от фашистских оккупантов, не раскаивается в своём участии
в борьбе с ними, на помилование не рассчитывает, сожалеет, что выдавший его «иуда» остался на свободе. Здесь же Эриксен приводит фотокопию этого письма Матиссена. Из этого письма и характера действий карателей при попытке захватить нас 20 сентября 1941 года становится ясно, что всё это было не случайно, а является результатом предательства и тщательно подготовленной гестапо операции по захвату нас.
Землянка предварительно была окружена значительно превосходящим нас числом карателей, установлен и направлен на землянку пулемёт, после чего кольцо окружения стало сжиматься парными патрулями солдат, и только случайное обнаружение Хокуном Халвари одного из этих патрулей дало нам возможность и время подготовиться к бою.
Норвежские патриоты ещё при оккупантах расправились с предателем, предварительно подвергнув его тщательному допросу, на котором он признал, что ещё в 1940 году был завербован оккупантами и информировал их о лицах, враждебно относившихся к гитлеровцам. Он также показал, что дав 7 сентября согласие на сотрудничество с «подпольной антифашистской организацией», он в течение нескольких дней мучался над вопросом - на кого ему следует работать? На оккупантов, обещавших ему блага или на патриотов Норвегии, ничего конкретно ему пока не давших и не обещавших?
Победило решение работать на оккупантов - за ними сила. Они быстро разгромили и оккупировали
Норвегию и ряд других ведущих стран Европы, имеют успехи на фронте борьбы с Советским Союзом. Всё это привело его к решению рассказать оккупантам о его встрече с нами 7 сентября 1941 года и содержании имевшихся тогда разговоров с нами. Он же привёл карателей к землянке, в которой мы его ждали. За это оккупанты выдали ему вознаграждение в сумме одной тысячи оккупационных марок. Предатель патриотами был расстрелян.
Но захватить нас карателям тогда не удалось. Упустив группу, оккупанты стали вести усиленный поиск на всей занятой ими территории губернии Финнмарк, что вынуждало нас, не прекращая связи с нашими действовавшими разведывательными ячейками и Мурманском, часто менять места своего базирования, нередко ночевать под открытым небом, в холодных горных пещерах, в полуразрушенных землянках.
Наши разведчики своевременно информировали нас о готовившихся оккупантами облавах и карательных операциях, что давало возможность своевременно менять места своего базирования и совершать это иногда буквально «под носом карателей».
Подошла полярная осень, с её холодами и дождями, чередовавшимися со снегом. У нас кончились запасы продовольствия, кормить нас наши норвежские связи не могли - самим не хватало. Но, все же чем могли - помогали. Да и одежда и обувь у нас сильно поизносились. На исходе было и электропитание к радиостанциям. Требовалась срочная помощь Мурманска, о чём мы и запросили.
Поскольку мы в это время
укрывались в горах центральной части полуострова Варангер, в районе находившейся там наиболее приметной высоты 637, то просили сбросить нам груз в районе этой высоты. Договорились, что груз будет сброшен 10 октября в трёх километрах на север от вершины этой горы. Ведя в обусловленное время наблюдение за воздухом, мы видели пролетавшие над нами два самолёта неустановленной принадлежности, но выброс ими какого-либо груза не зафиксировали.
Получив сообщение, что груз в обусловленном районе сброшен, мы начали активный и планомерный поиск его, но ничего не нашли. Возникло спорное недоразумение. Мурманск утверждал, что груз сброшен, мы же его нигде не обнаружили. Причины прояснились только по возвращении всех нас в
Мурманск, когда в споре с пилотом Лобановым, выполнявшим операцию по переброске груза, прибывший в Мурманск разведчик Рихард Линд выяснил, что советские карты этого района не соответствуют фактическому состоянию местности. Вернувшись после войны на Родину (в Киберг), Линд упорно длительное время вёл поиск этого груза и нашёл его, но не в трёх километрах на север от вершины горы 637, а в 12 километрах на восток. К тому времени всё, что находилось в контейнерах, пришло в негодное для употребления состояние. Подробно это описано в книге Ханса Эриксена «Партизаны Финнмарка» с приложением соответствующих фотографий.
Наше положение ещё более осложнилось. У десантников начались простудные заболевания, сильно мучил голод, вынуждавший нас использовать для питания различные виды подножного корма. Не решало проблему и использование оленьего мяса (в дни удачной охоты на диких оленей), так как сваренное без соли и употреблённое в пищу без хлеба оно вызывало расстройство желудка. Мы запросили
Мурманск о возвращении нас домой для кратковременного отдыха и лечения, на что получили согласие и обусловили снятие нас с норвежской территории с того же мыса Лангбунес, где мы высаживались в августе 1941 года.
В ожидании плавсредств 19 октября 1941 года мы прибыли на мыс Лангбунес и расположились в пустовавшем садовом домике, находившемся у самой воды Варангер Фиорда на расстоянии 1-1,2 километра от проходившей вдоль берега дороги Варде - Вадсе. Других строений здесь не было. Здесь мы получили радиосообщение, что из Полярного (база Северного Флота) за нами вышел торпедный катер (все подводные лодки были на боевых позициях в море), и начали активное наблюдение за морем. В это время вдоль берега проходил какой-то катер. Нам показалось, что это один из торпедных катеров, вышедших за нами из Полярного, уточняет наше местонахождение на берегу. Мы дали ему обусловленный с
Мурманском световой сигнал, на который он не отреагировал и продолжал движение в направлении к Варде. Мы продолжили ожидание и наблюдение за морем.
Близко к утру 20 октября получили радиосообщение, что катер за нами выходил, но вернулся на базу, так как волнение моря не позволило провести операцию по снятию нас с берега, мероприятие переносится на следующую ночь. Все это нас весьма огорчило. Я вспомнил капитана нашего довоенного оперативного моторного бота норвежского патриота Улафа Ларсена. Он бы не вернулся с задания, не сделав решительной попытки по снятию разведчиков с занятого противником берега, так как понимал, что перенос обусловленного срока не гарантирует улучшения погодных условий, а только осложняет положение ожидающих разведчиков. Такого в нашей прошлой работе ни одного раза не было. Но эти воспоминания не принесли мне радости. Надо было решать, как быть дальше.
Начинался рассвет. Уходить всей группой было рискованно. Любое движение могло быть обнаружено с дороги Варде - Вадсё, и способно привлечь к себе внимание противника, что привело бы к срыву всю готовящуюся повторную операцию по снятию нас с норвежского берега. Приняли решение остаться в доме, затаиться, вести непрерывное наблюдение за обстановкой, при необходимости принять бой. Учитывая полное отсутствие у десантников продуктов питания, было решено разведчиков Миккельсен Ронгвальда и Миккельсен Ингвальда направить за продуктами к их родственникам в ближайший посёлок Крамвик, срассчётом возвращения их в домик на Лангбунесе с наступлением темноты вечером 20 октября.
Одновременно разведчики Хокун Халвари, Хильмар Хейккиля и Коре Ойен получили задание пробраться в Киберг, с целью купить или похитить у кого-либо из местных жителей рыболовного бота для самостоятельного возвращения всех десантников на Рыбачий полуостров (в случае новых осложнений по снятию нас с норвежского берега). Как и первая группа, эти
разведчики должны были вернуться в домик на Лангбунесе в тёмное время вечера 20 октября. Обе группы ранним утром 20 октября в разных направлениях благополучно покинули домик на Лангбунесе, но вернуться в него вечером того же дня уже не смогли, так как оставшиеся в нём десантники вели бои с блокировавшими их немецкими солдатами.
Произошло это так. Оставшиеся в домике десантники внимательно вели наблюдение за движением транспорта и пешеходов на дороге Варде - Вадсё. Примерно в два часа дня на дороге (напротив занимаемого нами домика) остановились два автофургона, из которых стали выходить вооруженные немецкие солдаты общей численностью 40 - 45 человек. Вскоре они выстроились цепочкой вдоль дороги и направились к занимаемому
нами домику, охватив собою довольно широкую полосу. Стало ясно - «идут по нашу душу». Кудрявцев дал команду - приготовиться к бою, огонь без команды не открывать, подпустить солдат как можно ближе, ударить всем сразу, чтобы внезапностью и силой огня ошеломить врага, не раскрывая ему нашу действительную численность. Так и сделали.
Когда немецкие солдаты и руководившие ими два офицера подошли вплотную к домику, и попытались проникнуть в него, по ним одновременно был открыт огонь семи наших автоматов, дополненный бросками гранат. Это буквально ошеломило врага. Часть приблизившихся к домику солдат и оба офицера были убиты «в упор», остальные поспешили отбежать от дома и вести огонь по нему на расстоянии. Мы отвечали им тем же, заставив их «уважать нас, не лезть, куда тебя не зовут».
С наступлением темноты обе стороны стали стрелять по местам вспышек от выстрелов противника. Но постепенно и такой огонь прекратился. Стороны затаились. Выяснилось, что и у нас тоже имеются потери - убиты Кудрявцев, Сметанин, норвежец Гюннар Берг. Раненых не было. Командование я взял на себя. Положение казалось безнадёжным. Мы прижаты к морю и блокированы численно превосходящей нас цепью вражеских солдат. С рассветом следующего дня противник получит подкрепление и с нами будет покончено.
Я собрал оставшихся со мной десантников, призвал всех продолжать бой до последнего патрона, который израсходовать на себя, чтобы не попасть живым в плен. На это Рихард Юхансен заметил: «Ершов, у нас есть ещё один шанец» (он не чисто говорил по-русски, допускал неправильные выражения, но мы хорошо понимали его). Здесь же он пояснил, что сейчас на море отлив, большая вода ушла, обнажив многие камни, на приливе скрытые водой. Надо попробовать между этих камней скрытно обойти блокирующую нас цепь
вражеских солдат, перейти дорогу Варде-Вадсе, вновь вернуться в горы и продолжать свою работу. Я понял, что это опасно, но возможно. И, может быть, действительно представляет для нас единственный «шанец» на спасение. Если же немцы нас обнаружат и обстреляют, раненые упадут в воду и захлебнутся. В этом случае в плен они попадут не живыми, а мёртвыми, что избавит их от мук пыток. Ранее у меня такая мысль не появлялась.
Предложение Рихарда мне понравилось, и я одобрил его, дополнив указанием - разбить и оставить здесь одну из двух имевшихся у нас радиостанций, чтобы создать у противника впечатление, что у нас не осталось возможности радиосвязи с Мурманском. Здесь же приняли решение собрать у убитых все оставшиеся патроны и гранаты, выбросить в море затворы автоматов убитых десантников, чтобы лишить противника возможности использования этого оружия против нас. Всё это было довольно быстро исполнено и мы, плотно прижавшись к земле, ползком «на пузе» выбрались из домика, без шума добрались до берега моря и вошли в воду.
Напомню, что всё это было 20 октября 1941 года, в условиях
Заполярья и холодного осеннего времени. Вода была ледяная. Но что поделаешь? Захочешь жить вытерпишь и это. И мы вытерпели.
Войдя в воду почти до плеч, мы между выступавших из воды камней скрытно обошли блокировавшую нас по берегу цепь противника, благополучно перешли дорогу Варде-Вадсе и устремились в горы, где в одной из пещер разожгли огонь, отжали от воды и подсушили нашу одежду. Были рады прорыву вражеской блокады, но оставались голодны, съестного ни крошки.
Я не видел, но представляю себе выражение лиц немецких офицеров, командовавших этой операцией. Получив утром 21 октября в подкрепление ещё два автофургона солдат, они под грохот всего находившегося у них оружия штурмом овладели оставленным нами домиком на Лангбунесе и обнаружили в нём только три трупа, три автомата без затворов, разбитую радиостанцию «Север» и массу валявшихся на полу гильз от использованных автоматных патронов. А сколько здесь было защитников этого дома? Куда и как они бесследно исчезли ? Где находятся в настоящее время ? Для них это было загадкой со многими неизвестными. Взбешенные они тут же сожгли этот домик вместе с убитыми нашими боевыми товарищами.
Начался активный розыск нас на прилегающей местности. На наше счастье, прошедший утром 21 октября снегопад надёжно укрыл наши следы. Мы же в это время были уже довольно далеко от Лангбунеса, направляясь в Перс-Фиорд, на одну из наших
явок, надёжно действовавших с осени 1940 года. Вечером того же дня мы были в Перс-Фиооде, где по паролю связались с руководителем нашей разведячейки Гудваром Ольсеном и его помощниками по разведработе Лейером и Эрлингом Ольсен. Пару дней мы укрывались в доме Гудвара, после чего перешли в заброшенную на берегу моря его землянку, что обеспечивало нам возможность никому из посторонних не попадаться на глаза. Так прошло ещё дней пять, в течение которых мы «притирались» к новому месту, а Ольсены вели активное наблюдение за поведением оккупантов, связанных с нашим розыском.
Радиопередатчик мы в это время не включали, но через радиоприёмник знали, что Мурманск старается связаться с нами, но мы не отвечали, нам нужна была пауза в радиосвязи, позволявшая держать немцев в заблуждении.
26 октября 1941 года Гудвар привёл к нам в землянку нашего десантника Хилъмара Хейккила (20 октября он вместе с Хоккуном Халзари и Коре Ойен ушёл по заданию из домика в Лангбунесе), который сообщил, что после нашего боя с карателями 20 октября немцы увезли с мыса Лангбунеса две грузовых автомашины трупов убитых нами их солдат. Здесь же Хильмар рассказал, что группы
разведчиков - братьев Миккельсен и Хокуна Халвари объединились и 23 октября 1941 года, похитив в Крамвике старый парусный рыболовный бот, отправились на нём к полуострову Рыбачий.
Достигли ли они этой цели, он не знает. Сам же он соединиться с Хокуном Халвари не мог и остался в Норвегии, перебрался в Перс-Фиорд, где связался с Гудваром Олъсен. Так нас - десантников оказалось в Перс-фиорде пять человек - Ершов, радисты Баранов и Щетинин, разведчики норвежские патриоты Рихард Юхансен и Хильмар Хейккиля. Мы восстановили связь с Мурманском из Перс-Фиорда, подробно информировали обо всём, что произошло с нами за время нашего радиомолчания, представили соответствующую времени развединформацию о противнике, получили сообщение о готовящейся
операции по снятию нас с Перс-Фиорда подводной лодкой, о времени исполнения которой нам сообщат по её готовности.
В это же время мы благополучно приняли в районе Перс-Фиорда сброшенную нам самолётом грузовую посылку с продуктами, боеприпасами и электропитанием для радиостанции. Это позволило нам не только скромно отметить торжественную тогда для всех нас дату 7 ноября, но и поделиться продуктами с семьёй Ольсен, что было принято ими с большой благодарностью. В десятых числах ноября 1941 года мы были сняты с норвежского берега подводной лодкой Северного флота и 16 ноября все пятеро прибыли в Мурманск.
Здесь я узнал, что ушедшие из Норвегии 23 октября на парусном боте десантники Хокун Халвари, Коре Ойен и братья Миккельсен, благополучно добрались до Рыбачьего полуострова 24 октября. Затем они были переправлены в Мурманск. Вместе с ними прибыл в Мурманск, и активно помогавший нам Рихард Линд, которому оставаться в Норвегии было опасно, его активно разыскивало гестапо, из Норвегии он ушел вместе с Хокуном Халвари.
Подводя итог этой почти трёхмесячной операции, следует отметить, что из 13 человек, участвовавших в десанте, в Мурманск вернулись девять человек. Погибли в боях с врагами Хокун Ойен, Георгий Кудрявцев, Сметанин (имя не помню) и Гюннар Берг. В плен к противнику никто не попал. Что же, в
такой борьбе потери неизбежны. Нас они не запугали, а укрепили уверенность - да трудно и опасно, но воевать можно и нужно, и мы продолжали выполнять боевые задания. Так, или примерно так, исходя из конкретных условий, проходило выполнение многих других совместных операций против германских захватчиков, в которых российские и норвежские патриоты действовали всегда в максимальном взаимодействии, взаимопомощи и самопожертвовании для обеспечения победы над врагом.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области