RSS

Информационный сайт JohnnyBeGood

{mainv}
Глазами Данилы-мастера
Игорь Масленников

Он сорок шесть раз пересекал государственную границу с винтовками самых различных  калибров и фирм. Но никогда у него не было и малейших неприятностей с таможенниками, потому что его оружие — спортивное. 
Еще мальчишкой он помогал своему отцу в деревенской кузнице. Потом работал сборщиком моторов в Москве на авиационном заводе, откуда и ушел на фронт. Под венгерским городом Дебреценом был контужен и оказался в свердловском госпитале.
 
Война заканчивалась, и ему предложили поступить в свердловскую оружейную школу ДОСААФ.
И вот уже двадцать три года оружейный мастер Алексей Петрович Данилов работает со сборной командой советских стрелков, и зовут его в спортивном мире не иначе, как Данилой-мастером. 
С разговора о том, чем спортивное оружие отличается от обычного, и началась наша беседа. 
 
— Спортивное оружие, как правило, не автоматическое и с большим классом точности и чистоты.
 
Вот оно изготавливается на опытных производствах, оно, как бы это сказать, более индивидуально, а для каждого солдата не будешь подбирать. В армии свои требования, это известно. Армии важна скорострельность, из автомата, например, важно выпустить побольше пуль. А из спортивного надо выцеливать, обрабатывать выстрел, словом, свои задачи. Но в свое время спортсмены начинали стрелять из обычных армейских винтовок, и особенно в ходу  были трехлинейки. Они у нас — сейчас я вам точно скажу — до шестьдесят шестого года оставались. 
— И на чемпионатах мира из трехлинейки стреляли?
— Как же, в Москве в 1958 году. Тогда я сам готовил двести винтовок, вот этих самых, трехлинеек. Мы их из десяти тысяч отобрали. Отладил спуск, пристрелял и в три ящика уложил самые лучшие. Провели жеребьевку, и вот что с одним японцем вышло. Пострелял он на тренировке и приходит ко мне, мишень несет. Смотрю, а он даже по месту не попал, все вразброс. Я ему объясняю, что, дескать, сам виноват, а винтовка отлажена. Обиделся на меня. Я, говорит, лучший в своей команде в этом упражнении. Ну, пойдем, говорю, посмотрим. Запер  мастерскую, пошел на стрельбище. Японцы мишень повесили, своего показчика в блиндаж послали, но я не волновался — в оружии был уверен да и стрелять умел, давно уже норму мастера выполнил. Одним словом, четыре «десятки» я сделал и одну «девятку» — то, что и надо было. Тогда они, конечно, сказали, что, извините, никаких претензий к вашему оружию нет.  
 
— А из старого оружия вам доводилось стрелять? 
 
— Было раз. Из штуцера. Так жахнуло, такая отдача, еле на ногах удержался. Да только, скажу я вам, все это внешне. Много, как говорится, шума, мало дела. Я в руки часто брал старое оружие, удивляясь его несовершенству, хотя и понимаю, что времена разные. Вот хотя бы дуэли возьмем — с двадцати, а то и меньше шагов стреляли друг в друга. 
 
По нынешним понятиям это же просто убийство, делать нечего даже неграмотному в стрельбе человеку. Но тогда из гладкоствольных пистолетов стреляли, с дула заряжали, огромное было рассеивание и элемент случайности. Даже позднее офицеры стреляли из винтовки со ста шагов в метровую мишень, а сейчас с трехсот метров попадают в цель размером с апельсин. Так что я не верю в сказки про то, что старые стрелки в спичку попадали или в подброшенную монету. Если только случайно...
 
— А как вы все-таки стали Данилой-мастером? 
 
Кто был тот любитель сказов Бажова, который первым вас так назвал? 
 
— Да уж и не помню, с кого пошло это. Помню другое: когда в Мельбурне Анатолий Богданов олимпийское золото выиграл, он так мне сказал: «Я теперь убедился, что ты подлинный Данила-мастер». Вот как сказал. 
 
— А почему Богданов так сказал?
  
— Там что получилось? Я в Мельбурн раньше всех отправился, на теплоходе «Грузия». Получил все имущество для стрелков, взял бочку дроби для стендовиков, десять винтовок — отобранных, с отличными стволами. А потом на месте тренеры посмотрели-посмотрели и видят, что в малокалиберном стандарте именно Богданову надо выступать — конкуренция громадная, и уж тут-то по своим волевым качествам он как рыба в воде будет. А в другом винтовочном упражнении и второй наш стрелок выиграть мог, там полегче было. Но в том-то и загвоздка, что Богданов оставил дома малокалиберную винтовку, не из чего, выходит, ему в Мельбурне стрелять было. Тогда мне начальство говорит: как там у тебя с малокалиберными? Есть, говорю, одна в трюме. А до турнира два дня. Хотя, нет, стреляли в среду, значит, уже через день Богданову надо было выходить на линию огня. Но я все же взялся подогнать к малокалиберному стволу старое ложе от боевой винтовки. Это большая работа, всю ночь не спал, ну и притомился малость. Поленился на стрельбище идти, налил воду в ванну и через всю ее длину несколько раз выстрелил. 
 
— Вхолостую? 
 
— Нет, зачем же? Пулями. Я же во всю длину стрелял, а пуля в воде всего полметра проходит, не больше. Я для чего это сделал? Механизм проверить хотел, не ствол, а механизм. А в стволах я не сомневался, я еще во Львове отстрелял эти стволы. 
 
Другое решало — правильно ли подогнал ствол, потому что если хоть чуть не так положишь ствол на ложе, то, сами понимаете... Богданов стал олимпийским чемпионом прежде всего за счет того, что мог выиграть у кого угодно и выигрывал. Оружие, конечно, имело значение, но выручить оно не всякого могло... 
 
— А зарубежным стрелкам помогать приходилось? 
 
— А как же, я на это дело широко смотрю. Еще в Мельбурне, на первой моей Олимпиаде, выручил одного принца. Из какой-то азиатской страны, но какой, точно не помню. Главный тренер нашей сборной привел его ко мне, говорит: вот принц, он еще и стрелок, выручи его. Но ничего сложного не было, быстро наладил ему пистолет. Помогал американцу Бенеру, стрелкам из ГДР, да разве упомнишь, много случаев... 
 
— Расскажите о тех стрелках, которым вы сейчас готовите оружие к Олимпийским играм. Вы же каждого превосходно знаете. 
 
— Еще бы, я каждого помню чуть ли не с детских соревнований. Вот, например, какая особенность у Гриши Косых: за неделю до турнира он обязательно заболевает. Не симулирует он, поверьте, не играет, просто у человека своеобразный такой настрой. Стрелки вообще народ мнительный, что делать, очень это нервный вид спорта. 
 
— Все спортсмены волнуются... 
 
— Видите ли, все спортсмены волнуются, это известно, старт есть старт, всем тут несладко. Но почти в любом виде спорта человек имеет возможность сплавить это предстартовое напряжение, мышечным усилием сплавить. А в стрельбе это напряжение и на турнире надо подавлять с еще большей силой. Потому-то на всех крупных международных чемпионатах результаты слабее, нежели на внутренних турнирах. Особенно на Олимпийских играх, там помногу очков недобирают, и никто этому не удивляется. 
 
— Какая черта характера, по вашему мнению, прежде всего, вырабатывается у классического стрелка? 
 
— Мы народ молчаливый, редко балагура встретишь. Я вот уже давно заметил, что очень уж медленно разговаривают стрелки, тянут и тянут слова. А потом, поверите ли, и мне говорят: слушай, Алексей, очень уж ты заторможен, так нельзя. Но не в этом дело, просто стрелки постоянно в себе, что ли, постоянно контролируют свои ощущения. 
 
— А герой Мюнхена Железняк? Он за словом в карман не полезет. 
 
— Это так. Но и это тоже защитная форма, только с обратной стороны. В Мюнхене, помню, пришел я на олимпийское стрельбище поздно вечером, уже темнело. Вижу, в будке стрелков по «бегущему кабану» кто-то стоит. Совершенно неподвижно, в стрелковой стойке. Присмотрелся, вижу — он, Яков. Что, спрашиваю, делаешь тут. Помялся он, потом говорит: хочу представить, что и как завтра будет, гул представляю, выстрелы. Ну и как, спрашиваю. Не по себе стало, говорит. Но выдержу, должен выдержать. Так что, и Якова никак не назовешь беспечным человеком, в принципе он собранный человек, еще какой собранный. 
 
— Какая из зарубежных поездок вам больше всего запомнилась? 
 
— Мельбурн помню, где я в ванной стрелял, о чем вам уже рассказывал. Зуль, это в ГДР, помню — там, на чемпионате Европы, у меня сложный случай был с Виктором Торшиным. Он вышел на последнюю тренировку и оба затвора сломал — сперва основной, а потом и запасной. А на следующий день зачетная стрельба. Расстроился парень, конечно, ужасно. Что делать-то будем, спрашивает. А я ему: иди, Виктор, спать, спокойно спи, завтра ты из чудесненького пистолета будешь стрелять. Побежал я к местным фирмачам, они меня хорошо знают, так и так, говорю, конфуз с вашими затворами. Что надо? Давайте, прошу, сварщика мне, самого лучшего. Вызвали. Начал он варить, перегрел там что-то, повело затвор. Всю ночь подгонял я эти затворы и не зря старался, успел. И Торшин там сильно выступил. 
 
— А как они вообще, зарубежные оружейники? 
 
— Специалисты конечно. Но они, видите ли, в основном на замене деталей работают, то есть не особенно отладку признают. Запчастей у них навалом, и как сломалось что, они меняют, и все. Но, по-моему, каждая деталь в оружии, она чем-то и особенная. Сменить-то легко ее, но будет уже совсем не то, сильный снайпер это сразу почувствует. Несколько лет назад я был на чемпионате мира в США, в городе Фениксе. Там всех нас, оружейников, поместили в один автобус. Были там и американские оружейники, с гонором такие ребята, не признавали меня. И вот таиландский полковник принес пистолет, стрелять из него нельзя, разбит ствол ударником.  
 
Американские оружейники осмотрели пистолет и бросили его в корзину, конец ему, говорят полковнику, никуда не годится, новый ищи. Взглянул я на этот пистолет. А там, оказывается, можно с другого места металл сместить, заполнить им ямку. И я взял и керном, острым таким инструментом, сместил металл в ту ямочку. Все подровнял, вычистил, патрон вошел нормально, и тут прямо у автобуса я несколько раз выстрелил в пень. Американский мастер осмотрел пистолет, сразу понял, что я сделал, и палец поднял — гуд, говорит, гуд. Тут же в холодильник полез, пиво в консервных банках ставит, я им воблу, они от нее с ума посходили, так у нас и пошло понемногу, под конец, представьте, подружились даже. Со многими зарубежными мастерами я в самых дружеских отношениях. Чуть ли не каждый год встречаемся, работаем вместе. В швейцарской фирме «Хэмерли» работает мой хороший знакомый Рино. Он итальянец, устроился в фирму по найму. Директора знаменитой фирмы «Аншюц» тоже знаю, его самого так и зовут — Аншюц. Он мне все свое производство показал, только в цех нарезки не пустил.  
 
Если, говорит, увидишь, что и как там, то по миру меня пустишь. Какие-то там секреты у них. Аншюц этот, скажу еще, очень нашу горчицу любит. У них горчица какая-то сладкая, вот я и привожу ему нашу. Ну, а с нашей горчицей он шутки разные выкидывает с приятелями. Разольет выпивку, горчицу на стол поставит, и кто-нибудь обязательно сделает с ней бутерброд... Я как-то сказал ему, что уж очень ты, Аншюц, крепко шутишь. Ничего, говорит, это я в своих друзьях осмотрительность воспитываю. 
 
— Вы ведь не только с чистыми стрелками, но и с пятиборцами, биатлонистами работаете? 
 
— Помогал пятиборцам, когда еще главный у них был Игорь Новиков. Он первым в нашем пятиборье понял, что стрельба — вид не только технический, но и психологический. Новиков в стрельбе почти всегда на максимуме выступал. А когда я впервые увидел Павла Леднева, который теперь сравнялся славой с Новиковым, то сразу понял: это истинный чемпион. Главное в том, как человек к старту готовится. Так вот у Леднева в тени рисовки нет, весь отрешен — так, кстати, и все великие стрелки держатся. А с биатлонистами я еще в шестьдесят четвертом году на Олимпийские игры ездил, и теперь вот снова меня попросили вернуться к ним. Народ в биатлоне мне нравится. Раньше я, знаете, думал: что там особенного — со ста пятидесяти метров в цель попасть. 
 
Но ведь они при страшном напряжении это делают, пульсация сердца до 180—190 ударов подскакивает. Так что биатлонисты — стрелки, еще какие стрелки. И тут я особенно Николая Круглова и Ивана Бякова выделяю. 
 
— А Тихонов? 
 
— Он все-таки прежде всего гонщик. Взрывной человек, самолюбивый. 
 
— Биатлонисты, я знаю, довольны вами.  
 
— У нас отношения сложились. Заметил я, например, что любят они подшучивать на линии огня, вроде бы как традиция это» Тогда я сказал: дело это хорошее, шутку и сам понимаю, но в стрельбе полное самоуглубление требуется. Так что, говорю, потерпите.
Мы продолжили этот разговор, когда Алексей Петрович вернулся из Инсбрука, где он был с биатлонистами — и не только в качестве оружейника, но и как тренер по стрельбе. 
 
— Много у вас хлопот было на Олимпиаде? — спросил я. 
 
— Что там, дело привычное. Проверял отладку винтовок у ребят, помогал на пристрелках. У наших лыжников, помните, начали ломаться крепления, но с оружием, нет, ничего такого не было. Конечно, я страховался, поставил до гонки две запасные винтовки в пирамиду — промаркированные, с обоймами. Это разрешается правилами, и, случись что на линии огня или еще где, наш биатлонист поднял бы руку, и судья засек бы время, пока он брал запасную винтовку. 
 
— Такое редко случается.
  
— Редко-то редко, а вот один американский биатлонист упал на олимпийской дистанции и разбил ложе винтовки, запасную же они не припасли. Так и выбыл этот парень из соревнований — ужасно, помню, переживал, а что поделаешь? 
 
— Что же все-таки с Тихоновым стряслось? Он же так здорово шел до последнего огневого рубежа. 
 
— Саша, знаете, и сам случившемуся не поверил. Когда уходил со стрельбища, то из блиндажа выполз щит с его показателями — вышло, помните, шесть штрафных минут. Так вот, Тихонов не поверил, закричал: «Неправильно это, неправильно». Только судьи не ошиблись, Саша, мне кажется, неправильно встал на линии огня. Когда он топтался на снегу, ища опору, левая нога на какие-то сантиметры соскользнула вниз, с ней он и винтовку «утопил». Все его последние пули легли одна к одной, отличная вышла кучность, но пули оказались в нижней части мишени. Да, у Тихонова такая спортивная судьба, ну, хоть фильм ставь. Совсем еще молодым, необстрелянным, поехал на Олимпиаду в Гренобле и сразу взял серебро в индивидуальной гонке. Но ни в Саппоро, ни теперь он не сумел повторить даже тот результат, хотя и опыта набрался и в силу вошел. Зато в эстафетах теперь уже три золотые олимпийские медали имеет, да и чемпионаты мира выигрывал, вот какая история... 
 
— А Круглов? Как он, по вашему мнению, добыл в Инсбруке золото? 
 
— Утром, уже перед самой гонкой, я встретил Николая в коридоре гостиницы и смотрю — зевает. Никак худо спал, спрашиваю. Да нет, говорит, все в порядке. Впрочем, знаете, иногда спортсмены и от волнения зевают, есть такая странная реакция у некоторых. Но в гонке Круглов все это отбросил. На линии огня был весь в себе — только о своих действиях думал, только о них. А вот финн Икола, который долго шел на первый результат, так тот дрогнул. На последнем огневом рубеже, подсчитал я, пять раз он вскидывал винтовку, все не решался выстрелить. До этого без потерь шел, а тут две штрафных минуты получил, они все и решили. Круглов же  был весь в себе — истинный стрелок по характеру.

Журнал Юность № 04 апрель 1976 г.


Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области

Похожие новости:


Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Каталог статей, Мои статьи | Просмотров: 2577 | Автор: JohnGonzo | Дата: 19-12-2011, 16:17 | Комментариев (0) |
Информация
Комментировать статьи на нашем сайте возможно только в течении 1 дней со дня публикации.