Из воспоминаний Алексея Борисовича ЕРШОВА
Представляю мои воспоминания об участии мурманских чекистов и норвежских патриотов в событиях второй мировой воины, о той роли, которую они сыграли в годы её развития и завершения на мурманском участке фронта. Это не отчёт о проделанной работе, а свидетельство одного из непосредственных участников этих событий в рамках занимаемого им в те годы служебного положения, то, что сохранила моя память. Делаю это не из стремления как-то возвысить свою роль, а ради восстановления исторической правды о лицах, отдавших жизни во имя нашей общей победы над врагом. Делаю это потому, что существовавшая в нашей стране в те годы политическая система и организация государственной власти сознательно искажали историческую правду о нашей Родине.
Сегодня от всех нас требуется восстановление во всём исторической правды, какой бы горькой она ни была. Ложь не нужна - ни живым, ни мёртвым. Мёртвым же даже больше, чем оставшимся в живых, требуется не наше молчание, а восстановление и обнародование правды, так как сделать это лично они уже не могут. Исходя из этого, я везде называю их подлинные имена и места жительства, прекрасно понимая высокую персональную ответственность в случае несоответствия истине приводимых в них фактов или имён их участников.
Свои воспоминания я начну с того, как я стал
чекистом. Ныне я пенсионер, инвалид Отечественной воины II группы. Но во второй половине 30-х годов XX века я работал токарем на бывшем в те годы заводе имени Молотова Кировского района города Ленинграда, являлся комсомольским активистом (комсорг цеха, член комитета комсомола организации численностью более 600 комсомольцев, член пленума райкома комсомола).
С молочного возраста воспитанный в духе патриотизма, когда обороноспособность Родины и защита неприкосновенности её границ являются главной заботой всех советских граждан, я, с приближением призывного возраста для службы в армии, стремился к овладению воинскими специальностями и к сдаче всевозможных норм на право ношения значков о своей готовности к защите рубежей Родины, а, получив эти значки (ГТО, ГСО, ПВХО, Ворошиловский стрелок и другие), носил их с гордостью не меньшей, чем ныне ношу боевые награды.
В те годы к призыву в армию молодёжь относилась иначе, чем ныне. Отклонение призывной комиссией кого-либо от призыва (по состоянию здоровья или какой-либо иной причине) рассматривалось призывником как величайшее его оскорбление и вызывало у него активные протесты и неуемные ходатайства о призыве его в армию на любую, даже самую непрестижную должность. Тогда же по заданию райвоенкомата Кировского района города Ленинграда я прошёл в областном конно-спортивном клубе курс кавалерийской подготовки - уход за конём, вольтижировка, управление конём при рубке и преодолении различных препятствий (барьеры, водные преграды и прочее), окончил школу снайперов Кировского района, имел хорошие и устойчивые результаты стрельбы из боевой винтовки и ручного пулемёта. Так при стрельбе из боевой винтовки на дистанции 300 метров поражал мишени, не выходя из круга «9», стабильно набирал результат 47-48 очков из 50 возможных. По моим тогдашним убеждениям я был хорошо подготовлен к службе в армии, но служить в ней мне не пришлось. По решению ЦК ВЛКСМ я в первых числах июня 1938 года был мобилизован на оперативную работу в органы тогдашнего НКВД и направлен на службу в Мурманск, в то время в Мурманский окружной отдел УНКВД Ленинградской области.
В те дни весьма значительная часть комсомольского актива Ленинграда была мобилизована на оперативную работу в органы НКВД. Так вчерашний токарь стал чекистом, не имея для этого ни одного дня специальной учебной подготовки, и всю премудрость оперативно-чекистской работы постигал на практике, под руководством своих непосредственных начальников Мурманского аппарата НКВД.
В мае 1938 года Мурманский округ Ленинградской области был преобразован в Мурманскую область и создано Мурманское областное Управление НКВД, где я продолжил свою деятельность, приобщаясь к работе в разведке, - захвату активно действовавших против нас агентов финской разведки с их центром в городе Рованиеми (Лапландская губерния Финляндии).
1 марта 1940 года Гитлер подписал директиву об оккупации Норвегии германскими войсками, в которой, кроме сухопутных и военно-воздушных сил германского вермахта, должны были участвовать также германские военно-морские силы и, в частности, линкоры «Дейчланд», «Шарнхорст», «Гнейзенау», тяжелый крейсер «Блюхер» и отряд более мелких военных кораблей (лёгкие крейсеры, эсминцы, 25 подводных лодок).
Противостоять такой армаде Норвегия не могла. Вооруженное сопротивление оккупантам она оказала только в Нарвике, которое гитлеровцы устрашающе жестоко подавили. В остальных местах Норвегии власть почти без боёв перешла в руки сторонников гитлеровского ставленника Квислинга. Норвежское правительство бежало в Англию. 17 июня 1940 года в норвежском городе Киркенес (близ границы Советского Союза) был поднят (в качестве государственного) фашистский флаг, как свидетельство прекращения с этого момента принадлежности всей территории Норвегии государству Норвегия.
Захватив Норвегию, германские войска начали капитально оседать в её северных районах близ территории Мурманской области, возводя здесь аэродромы для приёма тяжёлой авиации, военно-морские базы, крупнокалиберные артиллерийские и зенитные батареи, расширяя и укрепляя покрытия имевшихся здесь сухопутных дорог. Всё это создавало непосредственную угрозу безопасности наших рубежей на Кольском полуострове. Сил противостоять такой армаде не было и у нас в Советском Заполярье. На Северном флоте тогда не было ни одного корабля крупнее эсминца, да и общее количество их было невелико. По существу, океанский флот здесь тогда только закладывался. Для укрепления обороноспособности наших границ предстояло решить много сложных проблем. Но проблемы были и у гитлеровских оккупантов. Ведь в Норвегии жили не только предатели-квислинговцы, активно сотрудничавшие с оккупантами, жили здесь и истинные патриоты своей Родины, враждебно относившиеся к фашистским оккупантам и их пособникам. Значительная часть жителей Северной Норвегии не скрывала своих давних исторических симпатий к России и русскому народу, как не скрывали своих симпатий к Англии жители Южной Норвегии.
Убедившись, что собственных сил для активного сопротивления оккупантам патриоты (как севера, так и юга Норвегии) не имеют, той же весной 1940 года в
Норвегии началась массовая нелегальная эмиграция населения (попросту массовое бегство) на территорию Мурманской области, в Швецию и Англию. При этом эмигранты, прибывшие на территорию Мурманской области, твердо заявляли, что прибыли не под защиту штыков Красной Армии, а для активного участия в борьбе с гитлеровскими захватчиками на территории Норвегии и настоятельно просили нас оказать им содействие в этой борьбе, что и доказали своей дальнейшей практической деятельностью. Советское руководство положительно отнеслось к этой просьбе норвежцев. В Мурманском Управлении НКВД была создана специальная группа оперативных работников, в которую вошли: Я - Ершов Алексей Борисович - старший группы, оперативный уполномоченный Савченко Филипп Антонович, переводчик Ойен Артур Ялмарович - норвежец советского гражданства.
Группе был передан катерный рыболовный бот, капитаном которого стал норвежский эмигрант 1940 года, коммунист из посёлка Киберг (близ города Варде) Улаф Ларсен, мотористом - Ойен Рейдар Ялмарович (родной брат Ойен Артура Ялмаровича).
Начальник Мурманского Управления НКВД поставил перед группой задачу - совместно с прибывшими к нам норвежскими патриотами в короткий срок создать в приграничных нам городах и посёлках норвежской губернии Финнмарк (Киркенес, Варде, Либерг, Нейден, Перефиорд, Берлевы) подпольные мобильные разведывательные ячейки, способные собирать нужную нам разведывательную информацию о германских оккупационных войсках, с соответствующими каналами связи на Мурманск.
Выполнить это следовало там, где никакой разведывательной работы мы до этого не вели. Не имели и необходимого практического опыта такой работы.
В качестве оперативной базы мы использовали в посёлке Вайда-Губа (на Северной оконечности полуострова Рыбачий) выделенный нам для этой цели трёхкомнатный дом. Приданному нам боту было разрешено круглосуточное, без досмотра пограничниками, плавание, как близ берегов полуострова Рыбачий, так и бездосмотровый выход в нейтральные воды Баренцева моря и возвращение в наши территориальные воды на Рыбачий. В то время рыболовные бота России и Норвегии по внешнему виду конструктивно отличались друг от друга. В целях маскировки мы получили один из ботов норвежского типа, на которых норвежцы прибыли со своей Родины в Мурманск. Он был снабжён соответствующим рыболовным снаряжением для ловли рыбы. В нейтральных водах мы ловили рыбу под норвежским флагом и внешне в море ничем не отличались от норвежских рыбаков. Так, уже весной 1940 года нами была начата конкретная организация разведывательных ячеек в указанных выше населённых пунктах губернии Финнмарк путём нелегальной высадки ночью с нашего бота на
норвежскую территорию разведывательных групп численностью не более трёх человек, состоящих из норвежских эмигрантов.
По истечении 15-20 дней после высадки мы в ночное время приходили на своём боте в обусловленное время и место норвежской территории, снимали с берега своих разведчиков и возвращались в Мурманск или Вайда Губу (в зависимости от обстоятельств), где проводился разбор выполнения разведчиками нашего задания и, при необходимости, разработка новых (дополнительных) мероприятий, а также повторная высадка и снятие с норвежской территории наших разведчиков. В результате этой работы нам удалось в короткий срок второй половины года установить численность и вооружение дислоцированных в норвежской губернии Финнмарк германских оккупационных войск, места и характер ведущихся ими военно-строительных и дорожных работ, о чём без промедления информировалось командование Северного флота и Штаба 14 армии.
Безусловно, этому способствовали хорошее знание и мобильное использование нами сложившейся в то время оперативной обстановки в северной Норвегии - патриотизм и ненависть основной массы населения к гитлеровским захватчикам и их пособникам, отсутствие у оккупантов надёжной охраны морского побережья. Вместе с тем, часто и весьма серьёзно мы страдали от превратностей погоды
Заполярья, особенно в штормовых условиях осенне-зимнего периода, когда палубные надстройки бота покрывались толстой ледяной коркой, что грозило потерей устойчивости бота и опрокидыванием его под ударами волн вверх килем. Досаждали и мелкие водяные брызги, превращавшиеся в морозное время в кусочки льда и ранившие лицо и руки.
Из числа оперативных работников, непосредственно участвовавших во всех проводившихся нами разведывательных операциях, только Филипп Антонович Савченко не выдерживал морскую качку и очень страдал от приступов «морской болезни», во время которой постоянно заявлял: «Это мой последний выход в море; пропади всё пропадом, зачем мне нужны все эти муки...». Но я не могу привести ни одного случая, чтобы он, заметив в Мурманске или Вайда Губе подготовку к выходу в море, не обратился бы ко мне с просьбой идти с нами. На моё замечание: «Ты же клялся, что больше в море не пойдёшь?», следовал ответ: «Это было сгоряча. Надо привыкать и я должен привыкнуть к морской качке. Ведь на тебя она не действует. Надо добиться, чтобы не действовала и на меня».
Я очень уважал его за это упорство в стремлении достичь цели и держал на положении своего фактического заместителя, в чём не раскаиваюсь и сегодня. У меня же морская качка никаких отрицательных эмоций не вызывала, кроме возникновения в эти моменты потребности приёма любой пищи, хотя бы ничем не заправленной пшённой каши, сваренной на воде. Так, до 20 июня нам удалось создать в указанных руководством Управления населённых пунктах Финнмарка изолированные друг от друга
разведывательные ячейки, что в случае провала какой-то из них обеспечивало невозможность для противника выхода на членов других. Для связи с этими разведывательными ячейками действовали специальные связники из числа норвежских рыбаков, имевших близкие родственные отношения с их руководителями, с которыми мы встречались в обусловленных местах рыболовных районов нейтральных вод Баренцева моря.
20 июня 1941 года руководитель разведячейки посёлка Киберг Матиссен Алфред на очередной явке в море сообщил, что дислоцированные в губернии Финнмарк части 2-й и 6-й горнострелковых дивизий оккупантов артиллерийские подразделения и автотранспорт спешно перебрасываются через Киркенес и Петсамо к советско-финляндской границе.
Немецкие офицеры, имевшие близкие связи с норвежцами, «по секрету» заявляли, что идут воевать в Москву, что подтверждали и практические действия оккупационных властей в Норвегии - аресты норвежцев, открыто высказывавших свои симпатии Советскому Союзу, введение пропусков для проезда норвежского населения между городами губернии Финнмарк, резкое сокращение выдачи разрешений рыбакам для выхода в море. Стало ясно, что всё это происходит «неспроста». Закончив явку, я поспешил в Мурманск, договорившись с Матиссен о следующей встрече 26 июня 1941 года.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области