Состояние перед стартом... Сейчас я не могу вспомнить ни одного старта своих первых лет в спорте, когда бы я дрожала. Да, волнение было, но больше было азарта. Все время думала: а что я могу сделать, какой результат показать? Впервые по-настоящему волновалась лишь в Токио, на своей первой Олимпиаде. А вот в последние годы справляться с собой стало все труднее и труднее, порой даже впадала в панику. А рядом стояли совсем молодые девчонки. И не раз я слышала за спиной: «И что это мамаша все плавает?» В этих случаях мне хотелось сказать: «А что же вы у меня выиграть никак не можете?» В последнем предолимпийском году с радужными надеждами ехала на Кубок Европы. Результаты росли от старта к старту. На тренировочной прикидке 100 метров проплываю за 1: 14,6 — лучше своего же рекорда Европы. На Кубке, однако, показываю довольно невысокие результаты, хотя выигрываю оба заплыва. Затем соревнования в Нидерландах, где 200 метров плыву за 2:41,1 секунды (мой рекорд Европы — 2 : 40,7), и матч в Минске США — Великобритания — СССР, где лишь повторяю этот свой рекорд. А могла бы проплыть быстрее двух сорока. Это было моей заветной мечтой. Проплыву быстрее двух сорока, думала я в последние годы, тогда и уйти будет можно.

 

Сделала-де все, что смогла! Но опять подвели последние пятьдесят метров, последний «полтинник» — зачастила на свою голову. Больше всего боюсь, когда рано появляется скорость; до соревнований еще неделя, а меня несет, как на крыльях. Тут из формы очень просто вылететь.

 

Скорость, я считаю, в плавании вещь относительная. Знаю немало примеров, когда спортсмены, показывая на тренировках фантастические скорости, не могли справиться с дистанцией на соревнованиях. Уверенность пловца — это, прежде всего хорошее чувство воды и согласованность движений. Иду в бассейн на разминку. Боюсь, как бы не плылось слишком легко — тогда на соревнованиях хорошего результата не жди. Предубеждение, наверно, но, как правило, у меня было именно так. Многим пловцам тренеры дают примерную раскладку на дистанцию, особенно на длинную. Как-то и мне мой первый тренер Е. Л. Алексеенко попробовала дать такую раскладку. И когда я плыла, я не думала о дистанции, а думала о раскладке. И результат был значительно хуже предполагаемого. С тех пор такое планирование меня не прельщало. Конечно, перед стартом настраиваешься на определенный результат. Но для меня важно думать не о результате, а мысленно представить дистанцию и увидеть себя в идеальном виде на первых метрах, на поворотах, на финише... Тогда и результат будет, если, конечно, воображаемое удастся сделать реальным. На дорожке бассейна, как и в жизни, это удается, к сожалению, не всегда.

 

Я никогда не дружила со своими соперницами (хотя ни с кем из них не имею натянутых отношений). Но со Светой Бабаниной я дружила. Она первая поздравила меня с победой на Олимпиаде в Токио и была за меня рада, как за себя. А ведь она могла бы сама выиграть Олимпиаду... Были соревнования, когда я ей уступала (особенно на стометровке), но горечи не ощущала. Света научила меня трудолюбию, упорству, но, что не менее важно, она научила меня не упиваться своими победами, своим превосходством. В 1966 году я уже думала, что моя спортивная карьера закончилась, хотя теперь понимаю, что это просто была паника. А произошло вот что. Начало года сложилось для меня удачно — я побила мировой рекорд на двухсотметровке. Летом предстояли крупные соревнования: товарищеская встреча с пловцами США и первенство Европы в Нидерландах. Подготовка шла своим чередом. Но тут на юношеских соревнованиях стала отличаться Ирина Позднякова. Она несколько раз показывала результаты более высокие, чем я на взрослых соревнованиях.

 

Первая наша встреча произошла на соревнованиях с пловцами США, до этого времени мы встречались только на тренировках. Я смотрела на Иру, и мне было завидно: она тренировалась с таким задором! И вот старт на 200 метров. Не совсем хорошо помню, что я ощущала тогда перед стартом, но теперь мне кажется, я предчувствовала свое поражение. Почти весь заплыв мы шли голова в голову, но вот последний поворот, она уходит вперед, хочу ее догнать, очень хочу, но не могу. Касаюсь стенки бассейна, и тут же какой-то комок встает в горле, хочется расплакаться. Как мне удалось на следующий день установить мировой рекорд на 100 метров, до сих пор понять не могу. Наверно, меня подталкивала злость.

 

Смотря тогда на Ирину, я думала, что у этой девочки большое спортивное будущее, но я заблуждалась: 1966 год был ее первым и последним годом успеха. Нет, она выступает и до сих пор на всесоюзных соревнованиях, но выше 7—8-х мест в финале не поднимается. Не знаю, что с ней произошло, но ни огонька на тренировке, ни задора в ней теперь нет. Когда я вижу ее, мне становится жаль, что ее талант до конца не раскрылся, а он у нее, несомненно, был. Но своей сегодняшней жизнью, в которой спорт занимает далеко не первое место, она, кажется, довольна, Ну что ж, каждому свое.

 

Как я себя чувствую после финиша? Каждый раз как-то по-другому. На Олимпиаде в Токио, когда коснулась финишной стенки и поняла, что победила, было такое чувство, что так оно и должно было быть. И только, когда увидела наших ребят, которые кричали что-то нечленораздельное, своего тренера, которую бросали в воду, тут только по-настоящему поняла, что я олимпийская чемпионка. Остальные события: награждение, поздравления в олимпийской деревне, вручение значка заслуженного мастера спорта — происходили для меня как в тумане, хотелось то плакать, то смеяться.

 

Мне часто приходилось слышать от своих друзей, что я плыву красиво. Самой мне трудно судить, я редко видела себя со стороны. Я скорее чувствую силу своих движений в воде. Это чувство власти над водой, на мой взгляд, и создает зрительную красоту движений пловца. Последние годы тренироваться мне было очень нелегко, и не только потому, что нагрузки выросли и увеличилась интенсивность упражнений. Просто годами накопилась усталость, прибавились семейные заботы. Может быть, это очень громко сказано, но меня заставляло работать с полной отдачей чувство долга и ответственности. Я была лучшей брассисткой в стране, со мной связывали надежды на победы и на международных соревнованиях. Я не хочу, чтобы меня поняли превратно, что я тренировалась, сдвигая горы.

 

Да, действительно, порой нелегко было влезть в воду, но затем я входила во вкус, начиналось состязание с секундами. После рождения ребенка я не собиралась опять тренироваться. Все получилось само собой. Я даже не сказала бы, что меня тянуло в бассейн. Просто пришла один раз, и с этого времени плавание как бы вновь вошло в меня. Когда в семидесятом году выиграла первенство Европы, передо мной встал вопрос о подготовке к Олимпиаде.

 

И вот Мюнхен... Самочувствие у меня неважное. До старта еще неделя, а я уже не нахожу себе места. С каждым следующим днем волнение увеличивается. Перед стартом никак не могла сосредоточиться. Боже, как легко мне плылось 150 метров, я не чувствовала никакой усталости, сделала поворот, прибавила темп и вдруг ощутила, что двигаюсь почти на месте, а когда осталось метров десять, мною владела только одна мысль — доплыть.

 

Что же случилось? Чтобы вновь стать олимпийской чемпионкой, мне достаточно было показать свой лучший результат или даже время на несколько десятых секунды хуже. На этом уровне я и плыла три четверти дистанции, а затем, уже предчувствуя победу, вдруг, помимо воли и разума, увеличила темп и на этом сгорела. На Олимпиадах всегда присутствует момент удачи. Было бы справедливее, если бы я победила в Мюнхене, а не в Токио. Но в Токио мне чуть повезло, а в Мюнхене чуть не повезло. Часто приходится слышать от комментаторов, тренеров да и от самих спортсменов, что кто-то не выдержал темпа, не оказал сопротивление сопернику и, в конечном счете, проиграл. В таких случаях я всегда задаю себе вопрос, а мог ли он лучше проплыть, мог ли выиграть только потому, что ему этого очень хотелось? Одного желания тут недостаточно. Нужно тренироваться так, чтобы желаемый результат был реальностью или почти реальностью. Если я готова на хороший результат, а моя соперница готова хуже, то выиграть мне помешают только какие-то непредвиденные обстоятельства, как бы сильно моя соперница ни хотела меня победить. Почему мы проигрываем зарубежным пловцам?

 

Стабильно показываемый результат международного класса, только он может позволить нашим пловцам соперничать с пловцами США, Австралии и ГДР. 100 метров и 200 метров — обе дистанции считаются спринтерскими, но плывутся они по-разному. Мне почему-то ни разу не удавалось одновременно проплыть и ту и другую хорошо.

 

Наверно, потому, что трудно переключиться со 100 метров на 200 и наоборот. 100 метров требуют довольно высокого темпа и в то же время некоторой мягкости в движениях. 200 метров я обычно плыву хорошо на более длинном гребке. В зависимости от формы иногда приятней плыть 100 метров, а иногда 200. Все-таки 100 метров всегда легче плыть — и короче и скорость легче выработать, чем ту скоростную выносливость, которая так необходима на 200 метров. Я знаю только одну брассистку, которая в течение нескольких дней била мировые рекорды на обеих дистанциях. Это американка Кэти Болл. Ей так и не удалось стать олимпийской чемпионкой, но в 1967 и в начале 1968 года ей не было равных. Ее мировой рекорд на 200 метров (2.38,5) до сих пор не побит. Очевидно, Кэти Болл обладала уникально подвижной психикой, чего я не могу сказать о себе. Я все-таки человек привычки.

 

Очень люблю плавать в эстафетах. Ответственность здесь, конечно, неизмеримо выше, чем в личном номере программы. Но в эстафете чувствуешь поддержку товарищей, стараешься вовсю, чтобы их не подвести, ведь мы в этот момент как один человек. В Мюнхене обидно было за неудачу в эстафете больше, чем за свое выступление. Мы буквально на последнем этапе проиграли спортсменкам ФРГ третье место. Когда занимаешься в основном только спортом, каждый твой день — в рамках жестокого режима. Теперь, перестав активно заниматься спортом, я столкнулась с множеством непредвиденных трудностей.

 

И самое главное — до сих пор не могу научиться распоряжаться своим временем: то его не хватает, то делать нечего. Все больше задумываюсь о будущей профессии, стараюсь смотреть соревнования не только глазами спортсмена, но и журналиста.

 

Прошедшим летом проходила практику в газете «Советский спорт». Печаталась в «Гаудеамусе» — постоянном спецвыпуске, который был посвящен Универсиаде. Редактор «Гаудеамуса» Станислав Токарев не делал мне никаких скидок, да я и сама не хотела бы выглядеть олимпийской чемпионкой, которая вдруг занялась журналистикой. Сложнее всего мне пришлось, когда я брала интервью у пятерых наших пловцов. Я боялась, что мои вопросы