Э. Церковер
Суперзвезда мирового хоккея, лидер и канонир канадской сборной, обладатель множества спортивных наград, «мистер Хоккей», или «золотой реактивный истребитель» (так называет его канадская пресса), знаменитый нападающий Халл — Роберт Мырвин, или, как он разрешает, попросту Бобби, — сошел с трапа самолета на бетон московского аэропорта Шереметьево. Обаятельный, ослепительный, мужественно улыбающийся всем, мощный, с рокочущим баритоном... Все видели, как здорово он играет, а вот что он говорит.
— Пожалуйста, Бобби, расскажите, как обычный мальчик становится Халлом.
— О! Мальчику для этого нужно с четырех лет каждый день гонять шайбу на льду! Мои старшие сестры, Лаура и Максин, прицепили мне коньки как раз в таком возрасте... Я родился в небогатой семье; нас, детей, было одиннадцать. В мои обязанности входило вставать раньше всех, ставить воду на плиту и будить мать. Я все это делал — и мчался на каток. Не помню, когда я завтракал — до катания или после.
— А ваши родители, как они относились к хоккею?
— Как и теперь, с пониманием. Отец, тоже Роберт Халл, рабочий цементного завода в городке Пойнт Энн, сам играл в нападении; его некогда прозвали «белокурой молнией» (и это прозвище смущает его до сих пор). Отец учил меня владеть клюшкой, водить шайбу. У нас вообще хоккейная семья. Четыре моих брата — хоккеисты. Например, младший, Деннис Халл, играет в команде «Чикаго Блэк Хоукс». Мы, ребятня, начинали на катке, где ворота были обозначены глыбами снега, причем на лед выходило человек по двадцать сразу. Каждый старался дорваться до шайбы, и никто не пасовал, почему с той поры по сей день и остается у меня дурная привычка — недостаточное общение с партнерами...
— Учебе хоккей не мешал?
— Ну, это зависит от самого себя. Я, во всяком случае, учился в школе совсем неплохо, хотя в организованной команде стал играть с десяти лет. И еще подрабатывал — собирал и сдавал ржавую проволоку, всякую макулатуру, промышлял рыбной ловлей, помогал окрестным фермерам. Отец говорит, что в детстве я был так скуп, что «не дал бы цента за зрелище Ниагарского водопада»... Кататься на коньках я учился очень упорно. Это непросто — правильно кататься. Многие хоккеисты не умеют кататься на коньках. Я имею в виду не перемещение по льду; кататься нужно так же естественно, как дышишь, думая не о том, как движешься, а о шайбе, позиции, маневре.
— Успех в хоккее пришел к вам быстро?
— Фантастически! В первый же год обо мне, десятилетнем, уже писали в местной газете соседнего города Белвилла: «Бобби Халл приковал к себе внимание безбилетных болельщиков...» Кстати, я начал, с четырех лет, а мои сыновья — у меня их четверо — выходят на лед, как только каждому исполняется два года!
— Четыре сына, и все хоккеисты? Вот это да!
— У нас так! Бобби сейчас четырнадцать, Блейку — двенадцать, Бретту — десять и Барту — пять с половиной. Есть у нас еще Мишель. Хотя возраст подходящий — четыре с половиной года, — но это девочка, и хоккей, как вы понимаете, отпадает. По крайней мере, сегодня.
— А как жена относится к хоккею?
— По правде говоря, терпеть не может, но что ей делать, если муж и четверо парней хоккеисты? Кстати, познакомьтесь. Джоанн прилетела со мной в Москву. (Очень симпатичная блондинка обворожительно улыбается и говорит: «Хеллоу!») Джоанн Маккей была солистской балета на льду, когда мы познакомились. А теперь она — заслуженная жена хоккеиста со всеми вытекающими последствиями. Ведь как оно бывает — жена вас лечит,
когда вы больны, и терпит вас, когда вы здоровы. Моя Джоанн — слегка дымящийся вулкан, который иногда дает о себе знать, хотя извержения бывают, на мой взгляд, без причин...
— Бобби, вы всегда такой веселый? Как вы сами полагаете, какой вы человек? Как сейчас или бываете другим?
— Вот так вопрос! Не знаю. Ну, я умею радоваться всему хорошему... Люблю детей... Вообще люблю людей. Больше люблю давать, чем брать. Способен искренно порадоваться успеху товарища... Какой я?! Ну, право же, я не задавался этим вопросом!
— Скажите, Бобби, как ассистент тренера Билла Харриса что вы делаете в сборной?
— Выступаю в этом качестве в основном в нашем тренировочном лагере. Участвую в разработке стратегии и тактики на каждую очередную игру. Кому против кого выходить, когда взвинчивать темп и прочее.
— Мы слышали от Билла Харриса, что вы прибыли в Москву с больным коленом и никого к нему не подпускаете, в том числе и врача, чтобы не потребовал снять с московских игр...
— Я очень хочу сыграть в Москве. Это для меня дело чести, престижа, профессионального хоккейного интереса, наконец.
— Ваше мнение о советских хоккеистах?
— Я уже говорил репортерам и повторяю: восхищаюсь Харламовым — катается как бог! Восхищаюсь Третьяком — он гипнотизирует нас. Кажется, что забить шайбу ему невозможно. Якушевым. Это великий мастер, он умеет на ледяном поле все! Мне нравится Петров, которого у нас, по-моему, недооценивают как тонкого тактика и техника. Мне нравится Михайлов — жесткий боец, таран. Но особенно — Мальцев. Он соединяет в себе все сказанное об остальных. Вообще, у вас очень, очень сильная команда.
— А могли бы вы что-то посоветовать нашим игрокам?
— Что уж тут советовать, когда я сам у них учусь! К тому же я всегда помню анекдот об ответе Бернарда Шоу насчет советов. Некий студент якобы спросил Шоу: «Какой совет, самый полезный и значительный, хотели бы вы дать выпускнику школы?» И Шоу будто бы ответил: «Никакой, если только он сам меня об этом не попросит. Ну, а тогда я предупрежу его, что тоже могу ошибаться».
— Вам тридцать шестой год. Сколько вы собираетесь еще играть? И что намерены делать, уйдя совсем с ледяной арены?
— Уйду, когда почувствую, что уже не могу показывать тот хоккей, какого ждут от меня болельщики. Займусь ли тренерским делом — еще не знаю. Я ведь скотовод, у меня ферма, бычки и коровы. Но в одном уверен: буду уделять как можно больше внимания семье. Плохо переношу разлуку, а разлучаться приходиться то и дело... И непременно, непременно отправлюсь путешествовать с Джоанн и ребятами.
— Как показалась вам Москва? (Этот вопрос задан через двое суток после прибытия канадцев к нам.)
— Я сказал бы, весьма хоккейный город... Если серьезно, то мне по душе широкие проспекты Москвы, ее большие дома. Красивый город.
— Скажите, Бобби, вы волнуетесь, переживаете перипетии матча, в котором участвуете? Внешне вы столь хладнокровны...
— Охо! Еще как переживаю!
— Как вы относитесь к так называемым «нарушениям спортивного режима»? Позволяете себе курение, спиртное?
— Ни в коем случае! Иначе бы я уже не катался, в тридцать-то шесть лет! Никаких водок, виски, только пиво — в разумных дозах и не перед игрой. И то считаю это своей непростительной слабостью.
— Мы вас не видели на скамье штрафников. Вы противник грубых приемов?
— Противник! Хотя наш хоккеист Конн Смайз из «Торонто Мейпл Лифе» и придумал поговорку, которая популярна в Канаде: «Не победишь в боксе — не выиграешь и на льду». Некоторые мои собратья, канадские хоккеисты, толкуют эту поговорку по-своему и больше толкаются, чем играют шайбой.
Существует другой девиз, его изобрел хоккеист Лео Дюроше. «Настоящий парень бьется до конца». Как вы понимаете, с упором на слово «бьется». У вас, кажется, тоже есть песенка: «В хоккей играют настоящие мужчины». Мне импонирует честная игра советской сборной, я не любитель разных подножек, ударов клюшкой или рукой, я за спорт в чистом виде.
— У вас есть ученики, воспитанники, которым вы передаете свои хоккейные секреты?
— Конечно, как же без учеников? Очень люблю возиться с молодежью, мальчишками. Прежде всего, это мои сыновья, но есть такие ребята и в команде «Виннипег Джетс», где я играющий тренер.
— Как вы отдыхаете? Проводите отпуск, свободные дни?
— Я уже сказал, стараюсь посвятить свободное время семье. Заняться фермой. Люблю побродить по лесу, уединиться. Люблю спокойную музыку.
— Классическую?
— И классическую тоже, хотя я бы не сказал, что я такой уж знаток классики, меломан. Мне по душе народные баллады, народная музыка. Не люблю твисты, шейки, манки и все остальное в этом роде.
— А театр, кинематограф?
— Увы, почти не бываю. Ни в кино, ни в театре. Времени нет. Вот уйду с поля...
— И последнее, Бобби. Что передать от вас советским читателям?
Бобби пишет на листке из блокнота: «Самые лучшие пожелания. Б. Халл. 1974».
— Поджалюста.
— Спасибо вам за интервью!
— И вам спасибо. (Спасибо, как и «поджалюста», он произносит по-русски.)
Стадион