Несмотря на то, что аспирантура
ЛИИ называлась заочной, она ничем, кроме более длительного срока обучения – 4 года, не отличалась от дневной и поэтому, наверное, называлась как-то неопределенно: «без отрыва от производства».
В течение первых двух лет мы несколько раз в неделю после обеда сидели по 4 часа на лекциях и семинарах, проходя по второму разу (а я уже по третьему!) институтские курсы математики, аэродинамики и, конечно, научного коммунизма! Да, совсем забыл, мы еще изучали мой «любимый» английский язык под руководством уже хорошо знакомой мне Ольги Евгеньевны.
Кроме этого, у каждого члена нашей аспирантской группы был свой план работы над
диссертацией, выполнение которого регулярно и строго проверялось.
При этом руководство аспирантуры, борясь за повышение процента своевременных защит диссертаций, оказывало нам большую помощь при возникновении на основном производстве каких-либо проблем, мешающих научной работе.
К этому времени уже прошли защиты моих товарищей из МАИ, и естественное чувство «здоровой» зависти заставляло меня изо всех сил форсировать свою работу над
диссертацией.
Поэтому, если в первый год своей учебы я еще продолжал по инерции публиковать научные статьи и выступать с докладами на различных научных конференциях, то, уже начиная со второго года, я ничем, кроме диссертации старался не заниматься. И руководство аспирантуры, видя во мне того, кто способен помочь им в столь необходимом для отчета повышении процента своевременных защит, оказывало мне в этом большую помощь.
Так как материала для
диссертации у меня было вполне достаточно, то главная задача состояла во вполне прозаическом процессе написания от руки некоего литературно-технического текста, страниц в двести – двести пятьдесят.
Наши шутники называли это занятие – сочинение ходатайства о повышении заработной платы
Каждый день с утра, я получал в 1 отделе специальную секретную тетрадь (у нас в институте несекретных работ практически не было!), и до конца рабочего дня сидел за столом и писал, писал, писал… - как Лев Толстой!
Тогда у нас многие не верили, что я – еще недавно молодой специалист, «без году неделю» работающий в ЛИИ, действительно собираюсь защищаться.
Обычно, у нас защищались диссертации, выстраданные и вымученные десятилетиями тяжелого, но совершенно никчемного труда.
Однажды, к моему столу подошел шатающийся как всегда по комнатам лаборатории наш старый кадровый сотрудник, общественник и рыболов Витя Самсонов. Заглянув через мое плечо в лежащую на столе тетрадь, он поинтересовался, а что это я там все время пишу? Когда я ему буднично ответил, что пишу диссертацию – он как-то сразу обомлел, покачал головой и, присвистнув, только и смог произнести: «Ни фига себе!»
Во время этого моего «диссертационно-писательского» периода я старался не пропускать заседаний нашего Ученого Совета, где проходили защиты диссертаций. Мне казалось, что пока еще есть время нужно обязательно набраться опыта в осуществлении этой довольно стандартной, но непростой процедуры.
На самом деле, каждая защита диссертации напоминала некий спектакль с одним и тем же сценарием, но с разными исполнителями основных ролей.
Происходило это следующим образом:
Сначала, перед многочисленной аудиторией, собравшейся в специальном зале заседаний Ученого Совета, выступал обычно очень нервничающий соискатель. Перемещаясь вдоль развешанных на специальной проволоке плакатов и, не глядя, тыкая в них указкой, он в течение положенных двадцати минут произносил заученный наизусть текст, пытаясь донести до увлеченно беседующих друг с другом членов Ученого Совета, суть своей работы.
Потом ему задавали
вопросы. Как правило, сначала задавались вопросы, которые им же были заранее подготовлены и распределены между задававшими их «своими» людьми. На них он отвечал бодро, и не задумываясь.
Но бывали вопросы и неожиданные. Их обычно задавали присутствующие на защите недоброжелатели соискателя, знающие подводные камни диссертации, или отдельные члены Ученого Совета, решившие вдруг продемонстрировать свой интерес к работе.
В ответах на эти вопросы и проверялась готовность защищающегося к дальнейшей научной деятельности в новом качестве. Это был самый интересный для меня
момент защиты: как человек сумеет выкрутиться и ответить на неприятный вопрос, не потеряв при этом лица!
Большинство соискателей обычно «выкручивались», или, в крайнем случае, несли такую длинную псевдонаучную ахинею, что все уже забывали суть заданного вопроса.
После того, как
вопросы заканчивались, потному и издерганному соискателю предлагалось присесть. И все! Больше от него на этой защите ничего не зависело!
Затем наступала очередь выступления официальных оппонентов. Конечно, они были специально соискателем подготовлены, и он же им написал тексты их отзывов. Но насколько же разнообразны и индивидуальны по своему артистизму были эти выступления!
Каждый из оппонентов старался продемонстрировать во-первых, свою компетенцию в данной области науки и, во-вторых, полную осведомленность о представленной
работе. Обязательно отмечалась ее несомненная новизна и ценность для науки, ну и, конечно, обращалось внимание на отдельные недостатки, которые никак не умаляют заслуг соискателя, и он без сомнения заслуживает присвоения ему ученой степени кандидата (доктора) наук!
Некоторые наиболее удачные и остроумные выступления оппонентов часто сопровождались оживлением и даже сдержанным смехом в зале, и заканчивались чуть ли не под аплодисменты присутствующих.
После оппонентов в том же духе выступал представитель так называемой ведущей организации – как бы коллективного
оппонента, который в конце своего спича все же зачитывал, как это положено, полностью текст отзыва, сочиненный, конечно, тем же соискателем.
Далее, после традиционного вопроса Председателя Совета – «Кто бы хотел выступить?» - начинались остальные выступления.
Сначала - все запланированные и, естественно, полностью поддерживающие соискателя. А потом уже начинались всевозможные незапланированные экспромты. При этом, как правило, никто явно не подвергал сомнению возможность присуждения соискателю ученой степени, но иногда выступления были настолько разгромными, что мне становилось его просто жалко!
После того, как выступления, наконец, заканчивались, предоставлялось последнее слово соискателю – как в суде! Он обычно всех на свете благодарил, уверял, что со всем согласен, и клялся, что все услышанные пожелания непременно использует в своей дальнейшей работе.
Затем начиналось тайное голосование, результаты которого на моей памяти всегда были положительными. Правда, мне ни разу не удалось угадать, сколько голосов будет «против».
Почему-то, когда мне казалось, что защита очень слабая – голосов против совсем не было, и наоборот: все, вроде, прошло блестяще, а 2-3 голоса «против»! Видимо, тут действовали какие-то свои законы.
И вот, через каких-нибудь 15 минут, счастливый новоиспеченный кандидат (доктор) наук уже принимает от всех присутствующих
поздравления, и тихим голосом приглашает тех, кого нужно, на банкет.
В это время его шустрые сотрудники и друзья быстро снимают и сворачивают уже никому не нужные плакаты, а в зале заседаний, уже появляется следующий бледный и взволнованный человек…
Я тогда каждый раз сравнивал уровень своей работы с тем, что я слышал и видел на этих защитах. Иногда мне казалось, что у меня все как-то слишком просто, по сравнению с какими-нибудь заумными математическими выкладками, изображенными на плакатах, и я даже впадал в панику! Но на другой защите я наоборот, удивлялся, как за такую простую работу могут присвоить степень кандидата или даже доктора наук?
И только потом, когда сам защитился, я понял, что диссертация – это не изобретение, не открытие и часто даже не научная работа! Диссертация – это специфический, тяжелый труд, включающий в себя массу организационных, политических и дипломатических моментов. И если ты, сумел все это проделать и вопреки всем препонам дойти до защиты на Ученом Совете, то соответствующей ученой степени ты, видимо, достоин!
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области