Спустя два месяца после защиты
дипломного проекта, я, уже в качестве инженера, с волнением вошел в знакомую комнату, где стоял ставший мне почти родным стол, за которым я в течение полугода, восполняя свои институтские пробелы в образовании, работал над дипломным проектом.
Был август и многие наши сотрудники отсутствовали. Кто-то был в отпуске, а кто-то на уборке очередного урожая в подшефном совхозе, или на какой-нибудь стройке, отрабатывая традиционную летнюю трудовую повинность советских научных работников.
Появившийся в комнате Людвиг, долго на меня смотрел и, почесывая затылок, видимо, мучительно соображал, чем бы меня занять?
Не придумав ничего конкретного, и пожалев, наверное, что в данный момент все вакансии для работы в совхозе уже заполнены, он дал мне большой список научно-технических отчетов, чтобы я, прочитав их, для начала ознакомился с тематикой работы отдела.
В течение нескольких последующих недель я эти отчеты добросовестно изучал и понял из них, что отдел уже давно занимается исследованиями автоматизации полета на малой высоте, но до конкретных результатов, а тем более до внедрения их куда-то, еще очень далеко.
Когда я, уже совершенно обалдев от ежедневного сидения за столом и изучения этих опостылевших мне отчетов, начал томиться от безделья и приставать к нервному Людвигу с просьбой дать мне какую-нибудь работу, меня неожиданно вызвал к себе начальник лаборатории Луняков.
Зайдя в кабинет, я увидел там незнакомого мне мужчину, который показался мне очень похожим на поэта Бориса Пастернака, каким он изображен на фотографиях, но только в больших роговых очках.
Луняков представил меня и сказал, кивая на сидевшего около его стола «Пастернака», что это сотрудник одного из московских КБ авиационной автоматики под названием «3-й МПЗ» Владимир Иосифович Рудис, который приехал с предложением провести у нас летные исследования какого-то оригинального метода улучшения пилотажных характеристик самолета с помощью автоматики.
Сама идея метода, оказывается, была предложена учеными из МАИ, с которыми это предприятие уже давно и успешно сотрудничает. А так как я имел счастье только недавно закончить именно этот институт, то меня Луняков и предлагает в качестве исполнителя этой работы от ЛИИ.
Суть предлагаемого метода Рудис-Пастернак долго излагал с помощью мела на доске. При этом у него был такой торжественным вид, как если бы он объяснял нам только что открытый им принцип относительности!
Для подробного изучения его предложения он пригласил меня
приехать к ним в КБ, но почему-то настоятельно посоветовал перед этим обязательно встретиться с сотрудниками МАИ, авторами предлагаемого метода.
Так как эта работа совершенно не соответствовала тематике нашего отдела, то Луняков решил, что руководить ей, а следовательно и мной, будет не Людвиг, а лично он.
При проведении же летных исследований, о которых я не имел никакого представления, со мной будет работать опытный специалист по летным испытаниям Соловьев.
Истосковавшись по реальной работе и вдохновленный открывающимися передо мной, еще «желторотым» молодым специалистом, перспективами, я на следующий же день понесся в МАИ, чтобы встретиться с «теоретиками» предлагаемой системы и как следует во всем разобраться.
Я долго бродил по кабинетам и лабораториям, пока, наконец, не нашел одного из нужных мне «ученых» в лице худого прыщавого молодого человека в круглых очках с копной черных мелко вьющихся волос, похожего на еврейского шахматного вундеркинда.
К моему удивлению, обладатель столь характерной внешности носил русскую фамилию Фролов и простое имя Петя. Правда, как оказалось в дальнейшем, в чем-то я не обманулся, так как отчество у него было Абрамович, и он действительно имел первый разряд по шахматам.
Узнав, кто я и для чего приехал, Петя, восхищенный тем, что результаты их теоретических разработок наконец-то будут проверены в реальных полетах, очень возбудился. Правильно сообразив, что от моего понимания проблемы теперь многое зависит, он долго и подробно объяснял мне теоретические основы их предложения, быстро рисуя при этом на бумаге математические формулы и структурные схемы.
Таким образом, на 3-й МПЗ я приехал уже теоретически подкованным и вполне уверенно встревал в обсуждение практических вопросов, связанных с реализацией системы в электронном виде.
Когда электронный блок был готов, то для проверки его работы у нас было проведено тщательное наземное моделирование полета с использованием самолета, на котором он был установлен. И только убедившись, что
результаты этого моделирования, к удивлению наших многочисленных оппонентов, подтверждают все теоретические расчеты, мы приступили к летным исследованиям.
В процессе этих исследований из нас постепенно образовался дружный «трудовой» коллектив.
Кроме меня и Соловьева, к нам регулярно приезжали шустрые ребята из З-го МПЗ – разработчики электронного макета системы.
Один из них, Миша Бахаев, забавный парень, запомнился мне тем, что все делал и говорил как в замедленной съемке. Особенно было смешно, когда он очень медленно, как бы обдумывая каждое слово, ругался по какому-нибудь поводу нормальным трехэтажным матом.
Конечно, почти ежедневно у нас появлялись идейные вдохновители нашей работы из МАИ, тот самый шахматист Петя Фролов и его старший товарищ Гриша Серпионов – умный и веселый московский армянин, большой знаток всех околонаучных сплетен и историй.
Все они как-то незаметно и органично влились в коллектив нашей лаборатории, со всеми перезнакомились и даже научились регулярно появляться в обеденный перерыв в нашей комнате для участия в традиционных шахматных баталиях.
В нашей работе даже была какая-то романтика! Представьте себе: зимний вечер, мороз, все вокруг завалено снегом. Мы сидим в теплом прокуренном фургоне, установленном на аэродроме, рядом с нашим укрытым брезентом
самолетом и отлаживаем аппаратуру к завтрашнему полету. Мигают лампочки на включенной ЭВМ. Кто-то, при этом, сидя в закрытой кабине самолета и дергая ручку управления, сквозь треск в наушниках, как будто бы очень издалека, переговаривается с нами по рации.
Или теплый летний вечер. Мы с Соловьевым сидим на аэродроме у фургона и с нетерпением ждем возвращения нашего самолета из очередного испытательного полета. Это совершенно непередаваемое ощущение, когда ты вначале видишь вдали заходящий на посадку маленький самолетик, который, спустя несколько минут, превратившись в большую металлическую птицу, с грохотом подруливает к тебе, и из него как-то буднично вылезает вспотевший летчик-испытатель.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области